Баллада о менестреле

Сияло солнце, но ветер дул, и падали капли с небес,
Дорогой своей менестрель молодой зашёл в зачарованный лес.
И пели птицы, шумела листва, была дорога длинна.
Одиноко город огромный стоял в лесу на пути паренька.
Он с ней там столкнулся, не знал ничего, гитару в руки и в бой!
Так коварно и хитро вплетался узор в интриг бесконечных крой.
Она не принцесса — девчонка была, но знала и жизнь при дворе:
Как косы плетут и песни поют, и яства лежат в серебре.
Она никогда не желала понять всей силы дворцовых интриг,
Пока из её прекраснейших губ не вырвался жалобный крик.
В её голубых, как небо, глазах читалась скрытая боль...
Как бы кто ни хотел, но не смог найти от её сердца пароль.
В душе было пусто от пролитых слёз — улыбка была ей нужна,
А он пел и пел, не в силах найти для главной фразы слова.
Они познакомились ночью одной: влюблённый в неё менестрель
И девушка та, чьи чувства к нему были всех на свете сильней.
Они просидели в таверне тогда, болтая почти всю ночь.
В тот день назревала гроза, и она уйти не посмела прочь.
Наутро расстались они как друзья, и каждый о том жалел,
Что они лишь друзьями успели стать, а чувства все не у дел!
"А кто это? Кто?" — "Ах он, менестрель! Он здесь уже 10 дней", -
Звучало в таверне, в которой он пел, и с каждым днём всё сильней.
Она же сидела, смотря на него, всегда у окна за столом,
А солнечный свет, отражаясь в глазах, играл с его лицом.
Он был так прекрасен! Как бог был красив! Мгновенно её свёл с ума.
Те чёрные локоны, омут глаз голубых — судьбы беспощадной игра.
Она же казалась ему как вода, что ускользает, журча:
И вроде бы близко и так далека, он даже смутился, шепча,
Как любит её, не может забыть. Ах, как же признаться ему!
Ах, как же сказать той принцессе своей чудесное слово люблю...
И вот появился удачный момент, чтоб ей о любви рассказать:
Был бал во дворце — пригласил принц её, а парня просили сыграть!
Не знал он о чувствах принцессы своей, он просто признаться хотел,
В слова он все мысли свои вложил, а на балу песню спел.
Ту песню, что ей посвящалась одной, ту, что нежней всех была,
Но танец под это нежнейший мотив обещала кронпринцу она.
А на следующий день молодой менестрель вещи свои собирал.
В столице эльфийской он был 12й день — и вот теперь уезжал.
Убегал он от слухов, от новости той, что в сердце рождала боль,
От того разговора, что прошлой ночью от него оставил лишь ноль.
На балу к менестрелю она подошла и попросила совет:
Ей принц эльфийский признался в любви и ждёт сейчас ответ,
Что должен ему о том сообщить, согласна ли с ним быть она.
Не знала девчушка, как ей поступить, эх! была бы здесь нить колдовства...
"Ну ведь с тобой мы всего лишь друзья?" — так странно голос звучал,
Но менестрель не слышал тона, в ответ ей он только кивал.
Он той принцессе, что сердцем любил, о чувствах не смог рассказать,
Она с принцем осталась, а об этом певец не хотел даже слова знать.
Из города он быстрей уходил, прокляв королевский род,
Не эльфа того, что принцессу любил, а тот, что уж знал наперёд.
Проклятие то, хоть и было сильно, но кровь не смогло пробить.
А впрочем, возможно, оно и смогло, но память не стало крушить.
"Пусть прокляты будут все боги мои!" — воскликнул в тот день менестрель.
Я верю, что фраза оставила в мире наследия чёрную тень.
Теперь же и я хочу закричать: "Послушайте, боги все!
Я верю, проклятье осталось, оно со мною идёт по земле!
И как менестрель, я снова пою, на звёздное небо глядя,
О том, как принцесса прекрасная та к другому ушла от меня".

Спасибо, древесная флейта!
Спасибо, небесный огонь!
Я спел вам сегодня песню
О судьбе менестреля больной.
О том, о ком пели в легендах,
О том, кто был вправе решать
Судьбу всего королевства,
Но он не хотел о ней знать!

(Эйтриан — Баллада о менестреле)