Мне было и страшно, и плохо
И, видно, не мне одному.
Кровавая злая эпоха
Житья не дала никому.

Одна лишь для сердца отрада -
Во мне не проснулся злодей.
Я Данте трёхцветного ада,
Где бесы терзают людей.

Хотя не жалел я усилий,
Чтоб дар приумножить вдвойне,
Но не был подсказчик Вергилий
В пути добрым спутником мне.

Слагаю жестокую быль я,
Всегда ненавидевший врать:
Искусству отрезали крылья,
Оставив в крови умирать.

Краплёная чья-то колода
Пророчит благую судьбу
Вкусившим запретного плода,
Поющим на сцене в гробу.

Стихами не в силах увлечь я,
Плохой я, наверно, пророк,
И стынет моё красноречье
Холодными льдинами строк.

Пусть был изощрённо лукав ты,
Убийца людей сатана,
Но я не отрёкся от правды,
Которая всё же одна.

И Данте, чьё имя почтенно,
Такого в себе не носил:
Пою, замурованный в стены,
Без воздуха, света и сил.

Я здесь не один, в этом месте
Кто нем, кто безумен, кто слеп.
Мы заживо брошены вместе
В задраенный наглухо склеп.

Ничто уже не устрашает
Облитые кровью сердца,
И только одно утешает -
Надежда дождаться конца.

Мученья особого рода
Вполне сатане удались:
Нам стала темницей свобода,
Которой в любви мы клялись.

И ты, мой далёкий читатель,
О нашей размысли судьбе.
Я тоже был пылкий мечтатель,
Творивший кумиров себе.

Пусть будешь один против тыщи,
Не смей уповать на враньё.
Кто в юности правды не ищет,
Напрасно проводит её.

А правда под пристальным взглядом
Проступит в святой наготе.
Она — в неповинно распятом,
Оплёванном нами Христе.